— Понимаешь, почему я не мог драться со стражей? Я не сумел бы остановиться. А за смерть, которую я не выбирал, отвечать не хочу.
Мер демонстративно обвела присутствующих взглядом:
— Так это наш отряд? Боец, кузен господинчика, солдат, соглядатай и отравитель?
Ты правда приморозила ему язык к зубам?
— Да. Всегда вызывает панику. Некоторым кажется, что они не могут дышать, хотя дыхание не перекрыто
самые страшные чудовища — те, что не боятся света дня.
Фейн посмотрел на Мер.
Она была той, что родилась с магическим даром, а он — тем, кто отдал за свой дар семь лет жизни.
Как знать, вдруг вместе они сумеют сотворить невозможное
— Это невозможно, — возразила Мер. — Князя не свергнуть.
— Отчего? — спросил Ренфру тем же тоном, каким когда-то преподавал ей уроки.
Мер
В старой книге из княжеской библиотеки она вычитала наставление: чтобы управлять чем-то, нужно отыскать это в себе. Слова оказались не пустыми. Заклиная воду, маг черпал из океана внутри себя. Если Мер использовала слишком много волшебной силы, то сама же себя иссушала, расплачиваясь потом стучащей в голове болью. Свою цену за магию платили все: заклинатели металлов слабели, потому что иссякало железо у них в крови; повелители огня мерзли; маги ветра попросту задыхались.
Запас воды хотя бы восполнить легко. Попил — и готово дело.
Оказалось труднее, чем приказывать родничку или луже. Железо в крови человека противилось магии. Но девочка стиснула зубы, призвала все капли воды, какие нашла в нем, — до последней — и направила их
Девочка оставалась сухой даже в грозу. Ей ничего не стоило отыскать в лесной чаще ручей и его исток. Она забавляла братьев и сестер, заставляя булькать и пузыриться лужи с грязью, а то и покрывая озерца льдом, по которому дети радостно катались. Она купалась в ручьях, меняя течение, а когда летний зной затягивался, поднимала из недр земли воду к пересохшим посевам. Отец просил не играть с магией, мол, это опасно, но дочь не слушала и наслаждалась своим даром
Отец хотел прикрыть ребенка рукой и вдруг заметил, что нужды в этом нет: струи дождя не касались ни девочки, ни его. Они словно бились о невидимую крышу, оставляя сухими их обоих. Ткачиха, стоявшая рядом, вся намокла, а взглянув на ребенка, ахнула.
