Разумеется, Нигделандия у каждого своя: например, у Джона – это лагуна с парящими в небе фламинго, на которых он охотился, а у Майкла, как у самого маленького, напротив, лагуны парили над фламинго. В своей выдуманной стране Джон жил на песке в перевёрнутой лодке, Майкл – в вигваме, а Венди – в хижине из листьев, сшитых друг с другом; у Джона не было друзей, к Майклу друзья приходили по ночам, а Венди дружила с волчонком, которого бросили родители. Несмотря на различие, все эти нигделандии имели фамильное сходство, и если поставить их рядом, то станет ясно, что у них одинаковые носы и прочие черты. К их волшебным берегам, где можно вволю наиграться, дети причаливают в своих лодках. Мы тоже бывали там, порой даже ещё слышим шум прибоя, но на берег нам уже не ступить никогда
Он ничуть не изменился, и Венди тотчас заметила, что все зубы у него по-прежнему молочные. Он так и остался маленьким мальчиком, а она стала взрослой, за что и чувствовала себя беспомощной и виноватой.
– Мама, а почему ты разучилась летать?
– Потому что я повзрослела, милая. Люди вырастают и забывают, как это делается.
– Почему?
– Потому что исчезают веселье, наивность и бессердечность. Лишь весёлые, наивные и бессердечные способны летать.
– Стоит кого-то убить, и я тут же забываю об этом, – беззаботно ответил Питер.
Поскольку никому мы здесь не нужны, давайте просто наблюдать и язвить, может, кого и обидим.
– Кто ты, Пэн? – прохрипел Крюк.
– Я юность, я радость, – ответил Питер первое, что пришло в голову. – Я птенец, вылупившийся из яйца.
Тогда он решился на рукопашный бой, намереваясь сразить противника своим железным когтем, который всё это время рвал воздух, но Питер пригнулся, затем стремительно метнулся Крюку навстречу и вогнал ему меч под рёбра. При виде собственной крови необычного цвета Крюк выронил меч и наконец оказался во власти Питера.
Как раз в этот момент рулевой Эд Тейнт вышел из каюты, но удар кинжала Питера был быстр и точен. Джон зажал пирату рот, заглушив предсмертный хрип, и четверо мальчишек подхватили тело, чтобы никто ничего не услышал. По сигналу Питера труп отправился за борт. Раздался всплеск, а затем наступила тишина.
– Ну знаешь, Динь! Это уже наглость – выпить моё лекарство!
– Там яд, Питер, – еле слышно произнесла фея, – и я умру.
Но разумеется, ему было не всё равно, и он так рассердился на взрослых, которые, как всегда, всё испортили, что, оказавшись внутри своего дерева, нарочно принялся дышать часто-часто – со скоростью пять вдохов в секунду, – потому что в Нигделандии бытовало поверье, будто каждый раз, когда ты делаешь вдох, умирает кто-нибудь из взрослых. Вот Питер мстительно их и убивал.
