Мать жила, словно служила богу, в которого ни секунды не верила. И «крупяная медитация» жирной чертой подчёркивала её добровольное эмоциональное бесправие. Ведь она и в боли умела утешить себя только работой.
Ночью Вале совсем не спалось, казалось, Вика тихо встаёт и идёт на кухню, открывать газ, чтобы дорогие ей люди обрели вместе с ней божественную свободу на том свете.
Мать жила, словно служила богу, в которого ни секунды не верила. И «крупяная медитация» жирной чертой подчёркивала её добровольное эмоциональное бесправие.
Что ржёшь, как кобыла? – удивилась мать. – У нас в Прялкино тоже не все сисястые. Так ходили на растущем месяце доили чёрную корову, садились к зеркалу, её молоком сиськи обмывали. Снаружи к центру. И слова специальные говорили, но слов не знаю, мне нужды не было.
– Помогало?
– Кому помогало, кому нет. Лушке не помогло. Шуст