Да, я тоже мечтаю о парне. Глядя на других, вот уже полгода как мечтаю. Но не для того, чтобы заботиться, поддерживать друг друга, вместе тусить. Глядя на тех же других, поняла, что парень нужен как свободные уши, как бесплатное приложение, рабсила, посыльный, эмоциональная помойка, источник бесконечного самоутверждения, признак достатка, в конце-то концов. Как его ни назови, суть отношений останется та же. Чтоб целыми днями или хотя бы свободными часами садиться ему на эти самые уши. Чтоб терпел мое бесконечное нытье. Да, и еще чтоб служил поводом для бесконечных историй, где «я такая» ставлю его на место, в том числе соперниц-неудачниц, которым воздается по заслугам, а «он такой», оценив меня в стотысячный раз, возвращается, поджав хвост. Вот для чего нужен этот самый парень. А для всего остального придется еще подрасти.
Так что живи и радуйся, пока живется и радуется, потому что дальше — ничего. Страсти разрушают. Смерть неизбежна. Бесполезно чего-то бояться, о чем-то переживать.
Смысл жизни в самом существовании. Прелюбодеяние, суицид, праздность, брошенные дети — все это аморально.
Согласно ее рецепту благополучия, моему будущему мужу непременно полагается быть богатым. Я-то, положим, не против, да только богатые тоже плачут и на что попало не ведутся.
Вообще, я надумывала подать документы в педколледж. Хотела проверять тетрадки у двоечников и объяснять им у доски, чтобы хоть кто-то, наконец, начал воспринимать меня всерьез, зависеть от меня, слушать, что говорю.
Бабушка моя никогда не умела просить. Она грозила, обвиняла, беспокоила
Хаят последние сорок лет живет с выражением на лице: «И это все?» Будто и не жила вовсе. Все ушло быстро и незаметно, потому что и не было ничего. А когда ничего не остается, начинаешь жить другими.
выросла аккуратной, скрытной и с полным отсутствием живых впечатлений, как у комнатного цветка.
Ей невдомек, что нельзя злоупотреблять сильной старостью, тратить впустую чужие годочки, распространять на маленьких и слабых свой образ жизни и не замечать вкуса еды.
Присутствие Хаят — это отсутствие всех земных радостей, их полноты; вынужденный аскетизм, противоестественный детству и отрочеству.