— Слушай, вытащи чашку из кармана. Она так торчит. Ты похож на ебанько.
Так, чего оно не шевелится? Ну, сука, тупой Сбербанк! А, вот: «Добрый день, Алексей Иванович». Ну добрый день, пидорасы.
Марченко повесился в своей комнате утром восьмого марта. Сделал подарок бабам, пошутил кто-то.
На секунду Игнатьев пожалел, что вообще вышел сегодня из дома. Он мог сидеть в «ВК» и клеить понравившихся баб, попивая пиво.
«Я на пороге смерти, как мило и глупо», — думал Вернер.
— Ты женат? — спросил старик.
— Да, был. Десять лет.
— Разошлись?
— Умерла, — сказал Бобровский.
— Давно?
— На днях.
— Бывает, — сказал старик.
— Грустно.
— Ну, что же поделать? Как писал один умный мужичок — мы все приговорены к смерти.
— Кто?
— Да был один. Умер уже. Ну-ка, погоди!
Старик затормозил у обочины.
Пару минут Вернер пытался восстановить дыхание. Потом побежал назад к перрону. Там никого уже не было. Только корзинка и растоптанные крендельки на асфальте. А ещё лужица крови. «С Эльвирой ещё в поезде расправились», — сказал внутренний голос. «А может, она выбралась на улицу, — подумал Вернер. — Сраный телефон, куда он делся?!»
Шёл он недолго. Огонёк светил из окна домика, стоявшего посреди поля. Бобровский разглядел дверь, открыл и зажмурился от яркого света. Он сразу почувствовал присутствие человека. Кто-то взял его за руку.
— Вот и Лёша пришёл, — сказала Настя.
Некоторое время он стоял посреди спальни и тупо смотрел на телефон в своей руке. Мысли путались. Эльвира могла погибнуть. Её могли изнасиловать. Изнасиловать всем лагерем. А потом отрезать голову и изнасиловать отрезанную голову.
Вернер бросил телефон на кровать и отвесил себе неслабую оплеуху. Идиот! Что за мысли тебе в голову лезут?! Он вышел на кухню, открыл форточку и закурил. В пачке оставалось две сигареты. Вернер выкурил обе.
Он так и не смог нормально уснуть. Это был не сон, а какое-то лихорадочное полузабытьё, как при высокой температуре.
«Выпивка, травка, нимфомания, — подсказал внутренний голос, — они даже меня пугали. А я и вовсе атеист. Всё так», — подумал Вернер.