Волосы у нее приглажены и сплетены в аккуратные косички, она постаралась спрятать длинный шрам, который уродует ее шею у основания и проходит по плечу, будто сломанное ожерелье.
Женщина, которая обнимает спящего мужчину: она не для этого родилась. Она родилась не для того, чтобы утешать мужчин в смятении и облегчать их трудности. Она изучала иностранные языки не для того, чтобы убирать Карло волосы с глаз. Она всегда знала, что ее судьба – делать нечто более важное. Она всегда знала: ее судьба – быть больше любого мужчины. Хотя она обнимает так, будто она родилась, чтобы держать на руках детей, она не хотела того, что превращает чрево женщины в свое обиталище. Как она всегда говорила, она родилась, чтобы быть свободной, пересекать границы, искать успокоение в книгах и находить новые любови, не скованные правилами сельской жизни.
Хирут, измученная, прислоняется к двери, она с дрожащим ртом и прижатыми к лицу руками смотрит на Астер. И чем яростнее Астер отказывается смириться, тем больше начинает двигаться Хирут. Она распахивает руки, крутит ладонями. Она выкручивается из воображаемого захвата. Она – красивые движения, сведенные до их наиболее существенных элементов.
Они стоят так настолько долго, что Этторе приближается и фотографирует Хирут. Он опускается на колени, направляет объектив на ее пыльные ноги и стройные щиколотки. Потом он встает, ловит в кадр ее шею с переходом в позвоночник, красивую голову, которая отказывается кланяться. Он фотографирует ее лицо, щелкает еще раз, и еще, и еще.
Карло, это бессмысленно, говорит Фифи. Она цепляется за свою служанку, прижимает ее руку к своей груди. Заткни пасть, говорит Фучелли. Он кладет руку на пояс, постукивает пальцами по пряжке, а его голова тем временем опускается, дыхание становится неровным. Он словно накручивает себя внутри, загнанное в угол животное, готовое драться до смерти, прыгнуть и атаковать девушку. И тогда Фифи становится перед ним и кричит: Хирут! Она стоит с прямой спиной, высокая, а когда Хирут смотрит на нее, Фифи отдает ей честь, у нее выправка эфиопского солдата. Soldati ахают. Ascari подаются вперед. Фучелли без перерыва моргает. Девушка поднимает подбородок. Она роняет руки по бокам. Она смаргивает всякое выражение со своих глаз, и они смотрят пустым, темным и холодным взглядом. Она становится прямо и отходит от стены. Она соединяет ноги. Поднимает руку ко лбу одним живым, изящным движением. Она становится по стойке смирно – солдат.
Вот что видит Этторе, глядя на девушку: он видит умирание, которое происходит в живом теле. Он видит сползание в небытие, которое происходит, когда мы все еще способны на движение. Хирут не может перестать моргать и произносить беззвучное слово. Она покачивается и клонится к земле. Одна ее рука медленно поднимается, показывает на Фифи, потом тяжело падает вниз. Она повержена.
Хирут пятится, голова у нее кружится при виде этой женщины, чье исчезновение она стала принимать как мучительный факт в этом сумасшедшем мире. Она прижимается спиной к тюремной стене и оседает. Она одета, но она голая. Она зрелище, но она невидима. Она девушка, которую расщепили, а то, что стоит здесь, – одновременно плоть и тень, кость и очертания, не более чем воздух, наполненный дымом. И кухарка. Кухарка. Кухарка.
До вчерашнего дня она не знала, что существуют разные виды наготы. Она не понимала, пока не увидела Астер, что есть разные виды обнажения, и один из них – непристойный и унизительный. Не знала, что некоторые тела не могут выносить унижения, что это делает их слабее, а не сильнее, они не в силах противостоять тому, с чем другие, вроде нее, живут день за днем, словно и нет ничего.
