Ему был хорошо знаком стыд, мучающий после воровства. Порой Цзян Юн подумывал о введении наказания за каждую совершенную кражу. Но потом вспоминал, как любит себя и свое тело, и мысли о каре сразу же испарялись из его головы.
– Там моя жизнь. Моя судьба и моя погибель. Я проживу остаток своего пути рядом с солнцем и луной, а когда они падут, покину мир людей вместе с ними. Моя рука будет сжимать не твою руку.
Приходи ко мне, Тай Фэн. Посмотри мне в глаза, увидь в них ненависть и тьму. Когда ты вернешься сюда, в свой дом, я радушно встречу тебя с распростертыми объятьями, а за моей спиной будет стоять смерть.
Цзян Юн улыбнулся и отошел в сторону собравшихся послушников. Его щеки все еще были влажными от слез, и он готов был заплакать снова только ради того, чтобы их сразу же стерли с его лица.
Тай Фэн прошел к Лю Нишуану, приглушенный шепот в главном зале стих.
Цзян Юн улыбнулся и отошел в сторону собравшихся послушников. Его щеки все еще были влажными от слез, и он готов был заплакать снова только ради того, чтобы их сразу же стерли с его лица.
Тай Фэн прошел к Лю Нишуану, приглушенный шепот в главном зале стих.
