Раз моргнешь – и упустишь свое сокровище.
Два моргнешь – и осозна́ешь, что правда, которую ты считал надежно припрятанной, материализовалась, что некая неприглядная ее часть обнажилась, показалась во всем своем уродстве.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, – сказала Кира, разжевывая для меня свою мысль. – То самое чувство одиночества оттого, что ты не чувствуешь, что тебя знают.
Мы при любой возможности воровали прикосновения – прижимались друг к другу коленями под столом, мельком гладили пальцы, передавая тарелки. Как и наши родители до нас, мы говорили на языке, полном намеков. Все это возбуждало.