– Она художница перформативного жанра и в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году представила перформанс под названием «Ритм Ноль». Это было живое взаимодействие, в котором зрители могли выбрать любой из семидесяти двух опасных предметов реквизита, включая пистолет, кухонный нож или хлыст, и делать с ним все, что им заблагорассудится, причем Абрамович обещала не предпринимать никаких ответных действий. Пока кто-то не приставил к ее голове заряженный пистолет, – спокойно рассказывал Фан Му. – Она пришла к выводу, что, если оставлять решение на усмотрение публики, вас могут с легкостью убить.
Даже когда в кофейне не оставалось свободных мест, он не позволял посетителям занять этот столик. Потому что он был забронирован для нее. Ему все время казалось, что однажды она снова откроет эту стеклянную дверь и кокетливо улыбнется, как тогда, когда он только познакомился с ней, потом закажет чашку кофе, сядет за этот столик и будет читать книгу.
Фан Му медленно спускался по ступеням, рассматривая окружающие его надгробия. Каждый раз, когда он приходил сюда, в его душе царило безмолвное спокойствие. Люди, уснувшие здесь вечным сном, сбросили все оковы, и, как бы ни хотелось, с этим ничего не поделаешь. Все в этом мире, хорошее и плохое, уже не имело для них никакого значения.
Будь то настоящее или прошлое, всегда найдется то, чему трудно противостоять или о чем неприятно вспоминать. Однако эти следы неоспоримо существуют: жизнь, что внезапно оборвалась; юность, которая вмиг пролетела; признания в первой любви, так и не прозвучавшие; сигареты, от которых невозможно отказаться всю жизнь.
Ми Нань медленно подошла и посмотрела на три имени, а затем на Фан Му. – Сколько же всего… – Она сделала паузу. – Я еще не знаю о тебе? – Очень много. В будущем я обязательно расскажу тебе. – Фан Му улыбнулся. – Но не сейчас. – Почему? Фан Му поднес указательный палец к губам: – Прислушайся. Они кричат.
– Долгая история. – Секретарь Тянь выглядел так, будто ему это доставляло удовольствие. – Отец мальчика был рабочим на шахте, и после свадьбы, лет пять или шесть, его мать никак не могла забеременеть.
Жизнь продолжается, и тем, кто потерял мужа, приходится думать о создании новой семьи, а тем, кто потерял сына, – строить планы на будущее. Колесо истории движется слишком быстро; Юй Гуан и Вэй Минцзюнь стали подобны двум ничтожным пылинкам, то ли раздавленным, то ли поднятым в воздух, в одно мгновение исчезнувшим и не оставившим после себя ни следа.
Это и не удивительно, ведь цены, безопасность продуктов питания, образование и медицинское обслуживание – любое едва заметное изменение в них – затрагивают наши личные интересы, а жизнь и смерть других людей – это, в конечном счете, про других людей.
