отныне следует жить, не сводя глаз с немыслимого события — саморазрушения человечества, но не для того, чтобы сделать его невозможным — это было бы противоречием, а чтобы как можно дальше отодвинуть его во времени
Относительно смысла нашего нынешнего положения, теперешнего «кризиса», Иллич и Жирар сходятся по крайней мере в одном: смысл есть направление к некоей точке, словно зависшей в нашем восприятии между двумя крайностями — новым Эдемом и разрушительным апокалипсисом.
Жирар пишет: «В чем мы сегодня нуждаемся? Не в рецептах и не в успокоении, а в том, чтобы не поддаться безумию. <…> Я верю, что истина — это не пустое слово и не какой-то естественный «эффект», как говорят сегодня. Я думаю, что все то, что может отвратить нас от безумия и от смерти, отныне в определенной степени связано с этой истиной. <…> Я всегда надеялся, что смысл составляет одно целое с жизнью
Предаваясь сциентистскому оптимизму с его верой, что техника выведет нас из тупика, в который сама же и завела, мы рискуем наплодить чудовищ, которые нас же и пожрут.
Роковая самоуверенность — полагать, будто техника, показавшая несостоятельность символических систем, сдерживавших в определенных рамках всегда возможный избыток действия, сумеет взять на себя роль этих систем при распространении действия не только на отношения между людьми, но и на природу.
Однако паника, которая овладеет народами Земли, если они слишком поздно обнаружат, что на карту поставлено само их существование, угрожает снести все препятствия, не дающие цивилизации свалиться в варварство. Душевные силы и ценности справедливости будут сметены. Так что существует двойная угроза, которую надо анализировать в совокупности: угроза выживанию и угроза ценностям.
По самому вероятному сценарию, оказавшись в сетях мировой конкуренции и борьбы за выживание, народы и их правительства не колеблясь пожертвуют ценностями, которые кажутся незыблемыми. XX век оставил нам множество примеров, показывающих, что когда общество чувствует страх и угрозу своему бытию и самовоспроизводству, то глянец, отличающий порядок от хаоса, цивилизацию от варварства, легко покрывается трещинами.
опыта автономизации действия по отношению к намерениям действующих лиц и родились, вероятно, священное, трагедия, религия и политика, то есть символические и реальные средства для удержания способности к действию в определенных пределах.
Действие и речь порождают сюжеты, у которых нет автора, но зато есть иногда — чтобы не сказать часто — трагический финал
враг — мы сами. У него наши черты, но мы его не узнаём и поэтому иногда сводим к явлению природы, а иногда представляем грозной, мстительной Немезидой. Зло, обрушивающееся нам на голову на этом третьем рубеже, — обратная сторона нашей собственной способности действовать, то есть запускать необратимые, неограниченные процессы, которые могут обернуться против нас самих, приняв форму разрушительных враждебных сил.
