Но дайте мне тройного стоика или, если угодно, четверного, наконец – шестисотенного, а я скажу, что и ему придется в подобном случае отложить в сторону если не бороду – знак мудрости (впрочем, общий с козлами), – то, во всяком случае, расправить свои нахмуренные брови, разгладить морщины на челе, отложить в сторону свои нравственные правила и отдаться сладкому безумию.
Вот почему старческая глупость – истинное благодеяние с моей стороны. Избавившись, по моей милости, от ума, старик тем самым избавляется от тысячи душевных тревог и проклятых вопросов, беспрестанно терзающих мудреца.
Быть ребенком – значит не что иное, как быть неразумным и глупым? Что составляет лучшую прелесть детского возраста, как не это отсутствие здравого ума? Ребенок с умом взрослого человека был бы чудовищем; он не мог бы внушить к себе иного чувства, кроме неприязни и отвращения.