Если он что-то получал от меня, то и я кое-что у него отнимала. Я отнимала у него способность жить без меня. Я вносила половину арендной платы, готовила ему еду, стирала его одежду, чтобы в один прекрасный день он забыл о том, что прежде умел обходиться без меня, чтобы не мог и помыслить о том, чтобы обходиться без меня снова.
Рыдания взрослого человека — поистине неприятное зрелище. Плачущие взрослые похожи на детей, но наша жалкая сломленность не свойственна ни одному ребенку (в силу богатого жизненного опыта нам не хватает самозабвенной чистоты детского горя).
Храбро ли быть одной? Возможно — в каком-то смысле. Но не менее храбро просить человека быть со мной, несмотря на то что этот человек мне не подходит и обращается со мной неправильно. Как я могла изо дня в день просить его о любви, если он всегда отвечал «нет»? Что за отчаяние заставляло меня так жить?
Для меня нет ничего лучше, чем проснуться среди ночи, протянуть руку и пробормотать: «Я так тебя люблю», и чтобы человек повернулся ко мне и так же сонно пробормотал: «И я тебя». С этим не сравнятся ни наркотики, ни друзья, ни еда
Я понимала, что веду себя как ребенок, но было так больно от этого небрежного напоминания о том, что все самое дорогое для меня зависит от чужих прихотей.