Везде идет тихий, неспешный разговор: об обысках, о новых арестах, о том, у кого что изъяли, зачитываются смешные (если бы не было так грустно) цитаты из судебных постановлений, протоколов обысков. Здесь постепенно собираются семьи уже арестованных, правозащитники, юристы.
Под конец хозяина дома арестовывают, а следователь подходит к хозяйке и говорит: — Я бы с удовольствием пришел к вам на чашечку кофе. Но вашего мужа уже не будет. А вам же нельзя без мужей с мужчинами встречаться.
убили, спел песню «Надежда». Вот у меня эта песня играет в голове, когда я кушаю украинское, смотрю украинскую программу — вот прям вот надежда. Как-то вот так… С этой мыслью и живем. Я принципиально искал украинский товар. И сейчас они где-то там мелькают какие-то. Я сначала пройдусь, посмотрю, а нет ли чего-нибудь украинского. Потом уже беру, что есть. Мы до последнего пытались покупать только украинские продукты».
Остальные все: полгода-год помучаются и уехали отсюда. Тут же ни работы, ничего не было, нет и не будет, скорей всего. Идейные были, но я вам хочу сказать, было так — буквально через два года (это точно) уже никаких идей не было. То есть вот эта священная война шла год. Потому что мы (местные, я имею в виду) думали тогда, что вот все пришло, все хорошо, флаги поднялись. Мы ж еще не знали, что будет ба
Ничего не налаживается. Только в худшую сторону меняется во всех отношениях. Во всех — что ни возьми. В социально-бытовой — цены подорожали. Медицина — никакая, полиция — никакая, ничего…
