еловек, одержимый любовью, есть попечитель и товарищ ни к чему не годный.
управляющую им силу называем необузданностью
что к не любящему надо иметь больше благосклонности, чем к любящему.
Сокр. исступление божественное, – дар четырех богов, разделили мы на четыре вида: на пророческое, внушаемое Аполлоном; усовершительное, производимое Дионисом; поэтическое, происходящее от муз, и четвертое – эротическое, посылаемое Афродитою и Эросом.
Сокр. Но исступление бывает двух родов: одно, происходящее от человеческих болезней, а другое – от божественной перемены обыкновенного состояния.
Но то-то и тебе, думаю, представляется, что всякая речь, подобно животному, должна являться в приличном теле, то есть не должна быть ни без головы, ни без ног, но иметь средние и крайние члены в правильном отношении один к другому и к целому.
Риторику вообще нельзя ли назвать руководительницею души посредством речей, не только в судах и других общественных собраниях, но и в частной жизни, – руководительницею души и в шалом и в великом? И правильная ее деятельность бывает не гораздо ли почтеннее, касаясь предметов важных, чем когда она относится к маловажным? Как ты слыхал об этом?
Допущенные к непорочным, простым, постоянным и блаженным видениям, и созерцая их в чистом сиянии, мы и сами были чисты и не погребены в этой оболочке[95], которая теперь называется телом, и которою мы связаны, как улитки.
Ты просто говоришь так, что походишь не на туземца, а на какого-нибудь иностранца, которому нужен проводник[25]
Сокр. Извини, почтеннейший; я ведь любознателен: но поля и дерева не хотят ничему научить меня; а люди – в городе. Вот ты-то, кажется, нашел средство вывести меня за город; потому что ты, подобно тому, как ведут за собою голодную скотину, показывая ей зеленую ветвь, или какой-нибудь плод, показываешь мне речи в свитках и, по-видимому, намерен водить меня по всей Аттике, даже куда тебе угодно. Впрочем, пришедши теперь сюда, я думаю лечь; а ты, избрав положение, удобнейшее для чтения, начинай читать.
