Да замолчите же, несчастные!.. Это верно, что вы портите себе жизнь как только можете, а как славно вы могли бы жить! Зачем вы наносите друг другу непоправимые оскорбления, из-за которых сами же потом будете страдать… Нет, нет, замолчите, я не хочу, чтобы это продолжалось!
Луиза в слезах опустилась на стул, а Лазар, глубоко потрясенный, большими шагами расхаживал по комнате.
— Слезы ни к чему не приводят, дорогая, — продолжала Полина. — Ты действительно очень нетерпима и во многом виновата сама… А ты, мой бедный друг, неужели не понимаешь, что нельзя так грубо с ней обращаться? Это ужасно! А я-то думала, что у тебя хоть доброе сердце… Да, вы большие дети, вы оба виноваты и не знаете, какую еще муку друг для друга выдумать. Но я не хочу, слышите, не хочу видеть вокруг себя печальные лица!.. Поцелуйтесь сейчас же!
Стычка возникала из-за какого-нибудь пустяка, по поводу сказанной колкости, затем мало-помалу переходила в острое раздражение, и весь день был отравлен. Луиза, у которой было такое кроткое личико, становилась злой, как только муж посягал на ее удовольствия; она злилась по-кошачьи, — с виду нежна, ластится, а когти наготове. Лазару, несмотря на его безразличие ко всему, эти ссоры давали возможность встряхнуться от одолевавшей его скуки, и он часто прибегал к этому средству, горячившему кровь.
Косые лучи солнца золотили водную поверхность, легкие голубые волны вспыхивали беглыми огоньками, а вдали нежно лиловел горизонт. Тихо догорал прекрасный день. Кругом царила торжественная тишина, небо сливалось с морем, не было ни облачка, ни паруса.
в глубине души она упивалась сознанием принесенной жертвы. Она не находила в себе даже прежнего желания — быть источником радости своих близких; это настойчивое стремление было последним оплотом ее ревности. Теперь у нее исчезла всякая гордость при мысли о своем самопожертвовании, она примирилась с тем, что близкие могут быть счастливы и помимо нее. То была вершина любви к ближнему: обезличиться, всем пожертвовать, считая, что этого еще мало, любить другого так сильно, чтобы радоваться его счастью, хотя не тебе он им обязан и никогда с тобой не разделит. Солнце уже всходило, когда Полина наконец уснула крепким сном.
— В чем тут дело? — порою спрашивала она себя вслух. — Мы любим друг друга, но мы не счастливы. Любовь наша сеет вокруг нас одно лишь горе.
Она силилась понять, в чем кроется причина. Может быть, они с Лазаром не сходятся характерами? Она всячески старалась приноровиться к нему, отказаться от своей личной воли, но это ей не удавалось: она всегда судила обо всем так, как подсказывал ей разум, и добивалась, чтобы другие поступали разумно. Бывало также, что терпение изменяло ей, — тогда вспыхивали ссоры. Ей хотелось бы посмеяться, заглушить свое горе весельем, но теперь это ей не удавалось, и она, в свою очередь, теряла самообладание.
— Хороши, нечего сказать! — постоянно твердила Вероника. — Вас только трое, а вы в конце концов заедите друг друга…
Веселье, которое она поддерживала в себе с утра, рассудительность и терпение — все это давило ее, словно непосильный груз. День за днем текли с унылым однообразием, омраченные тоской Лазара, от которой страдал весь дом. К чему все усилия казаться веселой, если она уже не может осветить и согреть этот любимый уголок? В ее ушах снова звучали жестокие слова, вырвавшиеся как-то у Лазара: они живут слишком одиноко. И она винила себя в том, что из ревности всех устраняет.
Все мрачные мысли Лазара объяснялись, в сущности, одним: его вечно томила скука — тяжелая, постоянная скука, которая заливала его, словно мутная вода из отравленного источника. Он томился и за работой и во время отдыха и сам себе опостылел еще больше, чем его близкие. А между тем Лазар стыдился и краснел за свою праздность.
— Как жить, — спрашивал он, — когда каждую минуту все может рухнуть у вас под ногами?
Старый доктор на мгновение загорался юношеским пылом:
— Да просто живите, и все! Разве мало того, что вы живете? Радость рождается в деятельности.
И, резко повернувшись, он обратился к Полине, которая слушала, улыбаясь.
— Вот вы, скажите ему, что вы делаете, чтобы быть всегда довольной?
— Ну, я, — ответила она шутливым тоном, — я стараюсь отвлечься, чтобы не поддаваться тоске, и потом я думаю о других: это меня трогает, и я могу терпеливо сносить свои невзгоды
ставни были широко распахнуты, и в окна лились потоки света; яркие солнечные пятна лежали на кровати и на подушке; со всего дома были принесены вазы, и вся комната была убрана цветами. Тогда он вспомнил: сегодня день рождения той, которой больше нет, памятная дата, праздновавшаяся каждый год, — Полина не забыла этот день. Тут были только скромные осенние цветы: астры, маргаритки и поздние розы, уже тронутые холодом; но то был аромат самой жизни, их яркие радостные венчики обрамляли мертвый циферблат, на котором время как будто остановилось.
Это мои маленькие друзья! — ответила Полина.
Ее деятельная любовь распространялась теперь на всю округу. Она любила несчастных, не рассуждая, их пороки не отталкивали ее; в своем всеобъемлющем сострадании она доходила до того, что привязывала палочку к сломанной лапке курицы, словно лубок, и выставляла на ночь плошку с едой для бездомных кошек. Она чувствовала потребность постоянно заботиться о страждущих, ей доставляло радость облегчать их муки.
