«Слов-то всего пять или шесть. / Свет. Ветер. Тень. Камень. Трава. / Ну, бог. В этом „ну“ он и есть. / Круглые смешные слова»
Утоптан снег, деревья голы,
кора внизу от сырости черней.
Как в старших классах средней школы,
все больше длинных серых дней.
И человек сезона просвещенья
подсматривает правильный ответ:
движенья нет, есть только приближенья,
ученье — тьма, а неученье — свет.
«Что делать буквам в звучной пустоте, / когда нет слов, а если есть, — не те?» В любом слове-имени возникает соблазн увидеть «всё ы да ы», а «темную вещь вещей» связать с ускользанием от обозначенности: «Всё бестолку, без толку, бестолково, / всё — тычась мордой в разные углы, / всё — слизывая со слезою слово, / со вкусом пепла, с привкусом золы».