Есть такая примета: если парень на мать похож, значит, будет счастливым.
«Я знаю, что ты знаешь, что я знаю».
Я ему сорок раз говорила: для грязи поводов не нужно. Будь хоть святым – всегда найдутся те, кто выльет на тебя ведро помоев просто так, ради развлечения, от скуки…
Я, ребята, никогда не верил ни в сны, ни в их толкование, ни в чох, ни в лай, ни в вороний грай… Ни во Фрейда, ни даже в бабкино гадание на кофейной гуще… Но по всему выходит, что сон в руку. Неверие-то, оказывается, еще не признак ума.
– Механизм работы сновидения и прост и сложен одновременно, – продолжала Наталья Алексеевна, бросив на опера мягко-укоризненный взор. – По существу, он состоит в превращении мыслей в галлюцинаторное переживание. Это характерно и длястрашных снов. Именно эти наши кошмары имеют содержание, более свободное от искажения. По Фрейду – это откровенное исполнение наших затаенных желаний. Исполнение это иногда иллюзорно, а иногда и реально. Желание действительно исполнилось, но давно, и по каким-то причинам его постарались забыть, подвергли цензуре саму память о нем. Вы спросите почему? Возможно, потому, что сама суть желания заключалась в чем-то плохом. Мне очень нравится это детское словечко: очень емкое. Что-то было в забытом прошлом «плохое», о чем постарались больше не вспоминать, вычеркнули из памяти. И вроде это удалось – днем, а вот ночью… Для Фрейда оставалось загадкой, почему наши скверные желания и воспоминания о них шевелятся в нас именно ночью, мешая нам спокойно отдыхать. Загадка это и по сей день. Мы не будем лезть в эти смутные дебри, а запомним только то, что страшный сон – суть воспоминание о чем-то желанном и темном, – докторша нахмурилась. – В нашем случае поводом для кошмара Зверевой стал испытанный ею страх. Возможно, возникла определенная ассоциация – воспоминание о другом, столь же сильном испуге, пережитом в прошлом, который уже забылся, но…
– У вас о ней сложилось ложное представление. Я вас понимаю, Вадим, – продолжал Агахан тихо. – Но мы все забыли, что спальня женщины священна. Посторонние туда заходить не должны. А мы зашли. И увидели то, что видеть было нельзя. А кому от этого стало хуже? Только нам самим.
– А, я понял. И отвечу так: если на Востоке женщина носит чадру, то это не только от избытка смирения. Некоторые прячут лицо, чтобы мир не обуглился от их огненных глаз.
«Так вот что означает мудрый совет: не вкушай пищи в доме врага»
Понимайте как вам будет удобно. А потом… никто же вас не принуждает верить мне, может, для вас выгоднее как раз верить в то, что слова, от кого бы они ни исходили, – только слова.
– Серег, а что бывает в конце? Чем обычно кончаются оперы?
– Иногда гибелью героев.
– Всех?
– Главных. Кармен закалывают, Самсон обрушивает на себя своды храма, Каварадосси расстреливают, Аиду и Радамеса замуровывают заживо, Чио-Чио-Сан делает себе харакири.
